Реквием по пилоту - Страница 37

Хельга Торбергстуен — Хельгой Хиллстрем она стала, приняв шведское подданство, — появилась на свет в Норвегии, в Олесунде, городке, с незапамятных времен ставшем и остававшемся провинцией. Здесь она росла и в семнадцать лет завоевала первый приз на конкурсе красоты — видимо, сказалась ее стопроцентно скандинавская внешность — у членов жюри взыграло патриотическое чувство. Образ жизни ее до этих пор вполне скромен и добропорядочен — примерная дочь почтенных родителей.

Вдруг — в отличие от Рамиреса, в жизни которого не было никаких «вдруг», — менее года спустя после олесундского конкурса мы встречаем нашу красавицу во Франции, в банде Карла Вайля — шизофреника и маньяка-убийцы, и по крайней мере треть садистских выходок этой милой компании была делом рук белокурой Хельги. Кстати, и половина всех награбленных денег была положена в различные банки на ее имя.

Потом шайка распалась, Вайль отбыл на гильотину, а Хельга — ей уже двадцать один — объявляется в Италии, несколько не у дел, зато при деньгах. В Милане с ней происходит очередной головокружительный поворот: она поступает в университет и с блеском оканчивает факультет экономического правоведения, проявляя работоспособность и отменную ясность мышления.

В ту же пору происходит ее встреча с Рамиресом, находившимся тогда в самом начале «базовой» эпопеи, вниманию к которой испанец и обязан загробными приключениями. Они обвенчались с прелестной валькирией через полгода, и своды церкви не обрушились на головы новобрачных убийц. Способны ли монстры любить? Трудно сказать, но хочется верить, что не все в этом браке решали расчет и привычка. Хельга считала свое супружество тяжким крестом, но всегда отдавала должное талантам Рамиреса; за долгие годы она имела массу возможностей с большой выгодой и абсолютно безболезненно избавиться от мужа, однако не пошла на это, и в самых критических ситуациях Рамирес не боялся повернуться к Хельге спиной.

Как бы то ни было, семейная жизнь сложилась удачно. Став женой Пиредры, мадам перешла в следующую свою ипостась: превратилась в светскую даму. Красота, эрудиция и деньги открыли перед ней обширнейшие перспективы, в ее салоне была заключена львиная доля сделок «хендерсоновской аферы», и математический ум Хельги превосходно дополнял гениальные прозрения Рамиреса. Муж да жена — плоть едина: супруги совместно сели на скамью подсудимых «орхидейного процесса», комментарий к которому так смутил Эрликона, вдвоем бежали из-под стражи, но пересказывать здесь судебные материалы я не стану.

Явившись волею Скифа на свет божий по второму заходу, Хельга вновь сменила тактику. Довольно немыслимых затей и авантюр в надежде на какое-то призрачное, пусть даже и безграничное могущество! Ей нужна реальная власть не откладывая, сегодня, сейчас. Она вновь отправляется учиться, затем на деньги ИК открывает собственную фирму — «Норд Хиллстрем мода» — со своими журналами, ателье, выставками-ярмарками и прочим. Хельга правила твердо, безжалостно, с размахом и прозорливостью, перекупала и заманивала и скоро прочно заняла одно из ведущих мест в вечной индустрии, превращающей ткань, мех и кожу в предел мечтаний современного общества.

Имея за спиной поддержку Скифа, Хельга здраво оценила обстановку и решила, что может позволить себе ребенка. Так появилась Инга. Никаких сомнений на этот счет Хельга не ведала — до тех пор пока существуют рекомендации д-ра Спока, музыкальные школы и психоаналитические консультации, она прекрасно справится с проблемами воспитания, и ее дочь непременно выйдет в люди. Отчуждение, возникшее между ними с годами, Хельгу тоже особенно не испугало — главное, девочка взяла верную линию в жизни, а прочее утрясется. Что же до того, что она порой ведет себя как-то необычно, ничего не поделаешь — дурная наследственность, и Хельга лишь пожимала роскошными плечами.

Сам автор дурной наследственности в памятный вечер своего возвращения, начисто сраженный таким сюрпризом, как рождение дочери, поначалу остолбенел, а потом, осознав безысходность ситуации, захохотал, как гиена, вывалил на пол упаковки стодолларовых банкнот и кончил тем, что напился до бесчувствия, украсив банкет фирмы «Хиллстрем мода» картинкой нравов преступного мира.

Заполучив в руки даже не просто деньги, а состояние, Рамирес решил заняться музыкальным бизнесом — единственным ремеслом, которое знал. Скиф не возражал, но требовал быстрее наладить связи с мафией — скоро понадобятся люди. Что же, в таком деле Рамирес чувствовал себя как рыба в воде.

Он выехал в Нью-Йорк — «понюхать атмосферу»: как нынче рок, как джаз и кантри, какие теперь авторитеты и течения, сколько кому платят. Встречаясь с музыкантами и менеджерами, он говорил, что собирается открыть собственную студию, и это было чистой правдой. Слово за слово, в одном из разговоров он мимоходом заключил краткосрочный контракт на два выступления здесь, в Штатах, с безработной в то время группой симфоджаза, провернув в миниатюре операцию, которую потом проделывал четверть века в самых разнообразных формах и масштабах. Суть ее предельно проста: Рамирес заплатил музыкантам аванс, снял для них помещение, закупил рекламу и за это оговорил себе тридцать пять процентов со сбора.

Условия более чем божеские, просто благотворительные, ни на какие барыши Пиредра не надеялся, но с не лишенным суеверия интересом ожидал результатов запуска своей микромодели. И результат не заставил себя ждать.

Арендованная в Южном Бруклине сцена — наполовину двухдолларовый спортзал, наполовину кинотеатрик с литературным названием «Жерминаль» — оказалась в полосе ожесточенных военных действий. Поблизости выясняли отношения два милых семейства — старинный и могущественный клан Джентильи и менее влиятельная, но щетинистая семейка Ригозо — хозяева портовых профсоюзов. Что они там не поделили, для нас сейчас несущественно, но вышло так, что Рамирес, никем не предупрежденный, влез на спорную территорию как невежа и нахал, не заплатил дани ни той ни другой стороне и очутился между двух огней.