Звонарь сделал пол-оборота в кресле и постучал уже по клавишам интеркома:
— Алло, Бэт, уже расчесал усы? Арон, я хочу, чтобы ты послушал наш разговор с режиссером, не уходи никуда… Бэт, скажи-ка мне, кто такой Л. Колхия? Это он или она и где у нее ставится ударение?
— Не знаю никакой Колхии, — отозвался главный режиссер. — Откуда ты это выкопал?
— Нет, друг, это ты выкопал, и еще в августе, потрудись-ка вспомнить, контракт Д–128–59, через две недели — отсчет страховки. Если у тебя лежит экземпляр с твоей же подписью, рекомендую застрелиться, как честному человеку… пока я к тебе не спустился и сам не застрелил… Арон, твое слово, загляни в архивы.
— Уже заглянул, — ответил Арон Хэнкок, главный юридический консультант «Олимпии». — Все правильно, 128–59, группа Д, истекает в марте.
— Бэт, слышал? Давай ищи.
Бэт Мастерсон что-то проворчал, затих и спустя некоторое время заговорил снова:
— Я нашел. Колхия, гитара-фольклор. И что теперь?
— Теперь думай, что сказать этому парню, когда он через две недели подаст на нас в суд. Черт возьми, что такое Колхия? Это группа или направление? Или, может, часть тела? Это ты его позвал?
— Спроси его, где он проспал весь сезон.
— А он в ответ скостит с нас пятьдесят тысяч по сорок второй. Бэт, я жду от тебя других речей.
— Хью, ты спятил, середина сезона. Куда я дену эту гитару?
— Нет, лучше это ты мне ответь, как это вышло, что все эти августовские контракты аннулированы, а один почему-то остался. О чем ты думал, когда его подписывал? Ладно, погоди, у Синклера с его парнями неясно…
— Хью, ты обезумел. Синклер — единственный джаз после фестиваля.
— Ребята, не ссорьтесь, — вмешался Арон. — Ничего платить не придется. Эти контракты достались нам от «XX века», они все без сорок второй.
Наступило молчание.
— Нет, — сказал Гуго, подумав. — Что же, обдерем музыканта за то, что у него вовремя не оказалось адвоката? По принципу «мы-вам-сами-позвоним»? — Голос Звонаря набрал наконец начальственные обороты и прорезался знаменитым рыком: — Вызывай на четверг. Будем слушать. Да, попроси еще Бака из «Галактики», все равно человек мается… Разберемся.
В полдень четверга Звонарь с Мастерсоном шли по подземному коридору, веселясь из-за того, что долговязый Селье совершенно не выносит контрового освещения. «Я все боюсь, он спрыгнет в партер», — говорил Мастерсон, и тут мраморная стена рядом с ними разверзлась, и прямо на приятелей вышла рыжекудрая древнегреческая богиня в джинсах и с гитарой в футляре. Ее красота дышала такой античной ясностью, что Звонарь с Мастерсоном остановились как по команде.
— Здравствуйте, — сказала богиня. — Вы не знаете, как найти третью студию?
— Знаем, — ответил Бэт, — мы как раз туда идем.
Директор и режиссер посмотрели на гитару и переглянулись.
— Ммммм… кажется, — предположил Звонарь, — мы видим перед собой прославленную Л. Колхию?
— Совсем не прославленную, — удивилась гитаристка. — А откуда вы меня знаете?
— Все знаем, — многозначительно произнес Мастерсон. — Мы думали, что вы дядя с бородой.
Колхия уставилась на него, пытаясь, видимо, понять, всерьез он говорит или шутит, и в глазах ее мелькнула догадка. Бэт Мастерсон смотрелся рядом со Звонарем, как бегемот рядом с волком. Главный режиссер был огромен, тучен, величественно усат и, ко всему прочему, облачен в церемонно-ритуальную черную тройку с цепочкой от часов поперек живота, в то время как на Гуго был рабочий свитер с закатанными рукавами.
— Я тоже, кажется, вас знаю, — сказала Колхия, обращаясь к Мастерсону. — Вы директор Сталбридж. Я угадала?
Мастерсон не успел и рта открыть: неслыханное дело, нашелся человек, не знающий в лицо директора «Олимпии», как Звонарь среагировал в лучших пиредровских традициях.
— Да, — немедленно подтвердил он. — Вы угадали, самый настоящий директор. — И сжал Бэту локоть.
Розыгрыш — один из китов, на которых стоит актерский мир, но Мастерсон не ожидал такого поворота и, засопев, мрачно покосился на Гуго. Тот смотрел невозмутимо, и главный режиссер с сомнением пробормотал что-то вроде «как вы узнали».
— Просто я именно так вас себе и представляла, мне о вас рассказывали, — радостно ответила Колхия.
— Да, он таков, — согласился Звонарь. — Суров, но справедлив. Однако пойдемте в студию, раз уж все собрались.
По дороге новая Афина Паллада объясняла: «Понимаете, у меня был контракт с „XX век Фокс“», Мастерсон кивал: «Да, я знаю, они аннулировали ту серию контрактов», а Звонарь шел впереди, неся гитару Колхии, вошел в студию первым и объявил:
— Это директор Сталбридж, он у нас сегодня всем распоряжается!
В зеленоватом свете среди нагромождения аппаратуры сидели несколько человек, и все они порядком удивились. Маленький, с пегой бородой Арон Хэнкок покачал головой и состроил кислую мину, означавшую: «Вот-вот, только такую глупость от вас и можно ожидать»; эксперт-искусствовед Морис Фоше поднял брови, затем пожал плечами; лохматый Бак из «Галактики», героинно-синерожий, вначале выпучил глаза, потом понимающе ухмыльнулся — улучив момент, Звонарь послал ему грозный взгляд; только Реми, второй режиссер, вообще ничего не заметил, потому что во все глаза смотрел на Колхию.
Гуго прошел в звукооператорский отсек, сел за микшерский пульт, надел наушники и махнул Мастерсону сквозь силликоловое окно.
— Дайте «ля», — попросил он по внутренней связи, — и парочку аккордов.
Колхия достала гитару из футляра и, подстроив, взяла несколько аккордов. Звонарь на полном серьезе показал кольцо из большого и указательного пальцев, и прослушивание потекло привычным чередом.